Кто такие «семейницы» и «бычкососки»: жаргон российских женских тюрем
Жизнь заключенных в мужских и женских колониях серьезно отличается. И самые большие отличия заметны в отношениях между осужденными. Если среди мужчин пассивные гомосексуалисты — «опущенные» становятся изгоями, то в женской среде лесбиянки — «ковырялки» не вызывают ни у кого негативных эмоций. Есть различия и в жаргоне, которым пользуются в мужских и женских тюрьмах и колониях.
Сразу стоит сказать, что несмотря на наличие достаточно грубого жаргона и особой кастовой системы, жизнь в женских тюрьмах гораздо более комфортная, чем в мужских. Женщины не так агрессивны, менее склонны к дракам с нанесением телесных повреждений, меньше конфликтуют с начальством и тщательнее устраивают свой повседневный быт.
«Старушка» и «параша»
Так уж повелось, что отхожее место в тюрьмах как мужских, так и женских, никогда не называют туалетом. Унитаз, ведро, бадья для нечистот именуется «парашей», реже «старушкой». Так было заведено в тюрьмах до революции и после нее. Даже дамы из дворянских семей, оказавшиеся волей судьбы в советских лагерях, использовали эти тюремные термины.
«Рублевые»
В местах лишения свободы, где отбывают сроки женщины, есть категория зечек, оказывающих сексуальные услуги администрации («кумовьям») за плату или определенные поблажки. Это могут быть небольшие суммы денег, чай, сладости, сигареты или даже освобождение от работы. Таких заключенных называют «рублевыми».
Понятие это зародилось еще в сталинских ГУЛАГах. В 30–50‑х годах различали «полурублевых», «15-копеечных» (или «пятиалтынные») и «рублевых». Это были ранги, в зависимости от которых женщина могла рассчитывать на те или иные привилегии. Отказаться от притязаний «кума» было очень непросто — строптивую заключенную ожидали постоянные притеснения.
«Семейницы»
В женских колониях, в отличие от мужских, практикуется совместное ведение хозяйства, когда несколько зечек объединяются в семью. Участниц таких небольших сообществ называют «семейницами». Эти женщины поддерживают друг друга везде, где только можно и, что интересно, между ними далеко не всегда устанавливаются сексуальные отношения.
В семье может быть и две, и пять женщин. Их объединяет не только совместное решение бытовых проблем, но и защита своих интересов в неблагоприятной среде. «Семья» старается всегда держаться вместе и, чтобы влиться в нее, нужно завоевать полное доверие всех членов.
«Мамки»
Женщин, попавших в места заключения беременными или зачавших уже в тюрьме, называют «мамками». Беременность — один из наиболее популярных способов облегчить свою жизнь в неволе, поэтому оказаться «в положении» мечтают многие. Условия содержания для беременных в лагерях и тюрьмах особые — они могут не работать, получать особое питание и имеют множество других приятных бонусов.
«Старшие»
Все женщины, прибывшие в места лишения свободы, в первую очередь сталкиваются со «старшей». Это опытная зэчка, нередко с несколькими отбытыми сроками, которая отвечает за порядок в камере или отряде. От этой персоны в жизни узниц зависит очень многое — она может закрывать глаза на некоторые провинности, а может, наоборот, докладывать о них администрации.
Часто «старшие» при наведении порядка обходятся своими силами или полагаются на нескольких подручных. «Старшие» действуют с молчаливого согласия начальства тюрьмы или даже выполняют ее указания. Существование особой иерархии среди заключенных помогает держать их в повиновении и оказывать давление там, где законным способом это сделать не получается.
«Коблы» и «ковырялки»
Не следует считать, что однополые отношения — обычный для женских тюрем и лагерей уклад жизни. Как правило, пару себе заводят зечки с большими сроками и те, что имели лесбийские отношения на свободе.
«Бычкососки» и «колхозницы»
Самую низшую ступень иерархии в женских местах заключения занимают «колхозницы» — глупые, неопрятные и затюканные жизнью зечки. Недалеко от них расположились и «бычкососки» — опустившиеся заключенные, потерявшие чувство собственного достоинства. Для них попрошайничество, поедание объедков или собирание окурков — обычное дело. Конечно же, другие женщины стараются держаться от таких сиделиц подальше.
Остается также добавить, что в некоторых отрядах использование уголовного жаргона запрещено по инициативе самих женщин. За соблюдением правил, которые часто нарушают «новенькие», следит «старшая», которая может даже применить физическую силу к ослушницам, если обычные воспитательные беседы не дают результатов.
А вы знали, что у нас есть Instagram и Telegram?
Подписывайтесь, если вы ценитель красивых фото и интересных историй!
LiveInternetLiveInternet
—Рубрики
—Музыка
—Поиск по дневнику
—Подписка по e-mail
—Статистика
«Опущенные» в женских тюрьмах. Вот что с ними делают и почему.
В российских местах лишения свободы для женщин иерархия заключенных и вообще быт существенно отличается от мужских зон и тюрем – там, как правило, нет понятий и не рулят воры в законе.
Тем не менее, определенное кастовое деление есть и в «дамских» МЛС. Изгои здесь обладают теми же качествами, что и везде.
Самые презираемые зечки в женских МЛС несколько отличаются от представителей низжих мастей в мужских зонах и тюрьмах – здесь иерархическая лестница имеет свои ступени. В первую очередь, в женской тюрьме имеет значение личность осужденной, а не ее послужной список отсидок и прежних криминальных «заслуг».
Строго говоря, в женских зонах и тюрьмах почти нет определенных категорий зечек, которых изначально и принципиально гнобят и прессуют – все зависит, главным образом, от личностных качеств осужденной. Изгоев в женских МЛС, в основном, просто сторонятся.
Одни из самых презираемых в женских МЛС – героинщицы, наркоманки с большим стажем. Это выхолощенные в моральном плане особи, способные продать и предать буквально за щепоть чаю, кусок мыла или сигарету. Любую стоящую информацию, исходящую от новой знакомой, они стараются «монетизировать», стуча администрации МЛС.
В зонах и в камерах СИЗО сиделицы стараются жить «семьями» – завести себе подругу (подруг) по несчастью и заниматься с ними общим нехитрым хозяйством. Это не имеет ничего общего с лесбийскими наклонностями – просто так легче выжить в заключении, к подобному способу обустройства в особых условиях женщин толкает инстинкт семейственности, заложенный в представительнице слабого пола изначально, свыше. Героинщицы – одиночки, в «семью» их никто не принимает.
Некоторые сиделицы сдать могут даже не умышленно, а «по простоте душевной». Таких в зонах и тюрьмах тоже сторонятся, но особо не гнобят – «старшая» знает всех стукачей в камере или в отряде, и считается, что уж лучше «своя», чем присланная новая, от которой не знаешь, чего ожидать.
Убийц своих детей на женской зоне запросто могут избить и потом постоянно унижать – это изначально изгои среди осужденных, пожалуй, главная категория сиделиц, которым суждено расплачиваться в неволе за свое прошлое.
В женских зонах и тюрьмах сидят много «вичовых» (с диагнозом вирусного иммунодефицита человека), больных венерическими или онкологическими заболеваниями. Этих тоже сторонятся из чувства брезгливости и боязни заразиться.
Надо работать или огребешь
В низшей касте в женской зоне может оказаться любая, если она не выполняет производственное задание. Женщине (девушке), не способной освоить швейную машинку и выдавать «на гора» ежедневную норму, грозят серьезные разборки в отряде, вплоть до избиения: от ее выработки страдает весь коллектив. Отрядницы могут вырвать волосы, выбить зубы, а в карцере отделают дубинками. Даже если у сиделицы хороший «подогрев» с воли, но она не умеет шить, «люлей» ей чаще всего все равно не избежать.
В женской зоне и тюрьме для их «постоялиц» особенно важно соблюсти физическую чистоту, что не так просто в сравнении с условиями на воле. Зачуханных, запустивших себя там не любят и избегают. Не зря одной из самых ценных вещественных валют в таких МЛС наряду с сигаретами и чаем является простой кусок мыла. Не всем удается получать хорошие передачи с воли, и поэтому многие зечки нанимаются дежурить за других за пару пачек сигарет, чая или шампунь – дежурство всегда можно купить. Такие осужденные не презираемы другими, если содержат себя в чистоте и не «косячат», просто у них безвыходное положение.
Отличие женской зоны, тюрьмы от мужской: Коблы и ковырялки
Как пишут во многих песнях, посвященных лагерной или зонной жизни — женщины умеют ждать. «А ждать меня умеешь только ты» — именно так писал Михаил Круг. Так вот, касаемо женской зоны все наоборот — не ждут их, как правило, мужики, ибо им куда нужнее сексуальная разрядка. Вышла баба с тюрячки, а мужик уже с другой. Однако и женщины сильно не отстают и в колониях совершают такие вещи, которые нашему разуму не подвластны. Они гораздо более развратны. Статистика по мужчинам неизвестна, да и достоверно ее нельзя подсчитать, но вот в женских тюрьмах свыше 70 % женщин ведут лесбийский образ жизни. Даже не удивляйтесь, цифра фантастическая. Почему так? Как сказал один начальник: «Женщинам легче друг друга понять, они делают с друг другом то, что с мужиком никогда не сделают.» Женщина в отсутствие какой-либо ласки ломается гораздо быстрее, чем мужчина. В отличие от мужской тюрьмы, в бабской никто никого не загоняет в петушиный угол, не окунает головой в толчок и тому подобное. У женщин все на добровольной основе, и выделяют у них всего две касты. Но, есть подколы. Новенькую могут спросить:
Естественно ее не опустят и не отведут к параше, но относится будут как к врушке!
Коблы
Это женщины в мужском обличии в полном смысле этого слова. Они не носят юбки, коротко стригутся, плюются, курят, рыгают. У них отсутствует лак на ногтях и носят они мужские ботинки. И самое главное — путем невероятных ухищрений коблы отращивают на ногах волосы. Коблы как правило и сидят по более жестким составам: Убийство, грабеж. В бою за своих любимых принцесс они иной раз не прочь начистить морду конкуренту (конкурентке). Относительно интима все очень просто — они завешивают кровать простыней, одеялами и сразу в бой (главное чтобы кровати не скрипели). В общем разыгрывают семейную жизнь в полном смысле этого слова: измены, скандалы и тому подобное.После того как коблы откидываются, то они пытаются вернуться к своим женам.
Ковырялки
Тут их большинство, особо чем то примечательным они конечно не выделяются. Многие из них остаются без своего кобла. Да уж, потому что на 10 ковырялок по статистике трое коблов. А вот Вам и реальная история…. Надежда Галкина по прозвищу «Птица» за свою женщину билась насмерть. Вот ее комментарий:
Это мой человек, я за него задавлю и придушу. На днях была драка…Сначала полетела миска с борщом, а потом пришлось начистить рыло конкурентке. Это моя женщина, моя Катя, я за нее разорву. Вы знаете за что я сижу. Я сижу за убийство!
«Птица» предложила Кате покровительство и завязалась дружба крепкая, которая не сломается. Сначала ухаживала, подарки дарила, а как иначе. Ревновала ко всем, даже запрещала открыто одеваться. Катенька, а давай немножечко оденемся. Дома «Птицу» ждал муж. Ну и что? Она послала его нафиг, устроилась таксистом и объяснила дочери, что у нее новая любовь. Катя сделала ровно тоже самое. И до сих пор они не могут привыкнуть к жизни на воле и говорят, что здесь бардак, а там порядок!
А вот и «Птица»
Дети — это вообще отдельная история. Женские пары о них заботятся, ибо многие рождают на зоне и хрен знает от кого (бывают случаи залета от администрации, но очень редко). Детей лучше кормят, дают больше гулять, их постоянно осматривают врачи. Наговицын пел: «Меня мама на этапе родила». Зачастую мамашки могут получить условно-досрочное. А в большинстве случаев им просто на своих детишек наплевать. Но есть и другие, для которых детишки самое светлое, что есть в их тяжелой жизни.
Крысятничество
«Крыса на женской колонии — арестантки, которые промышляют тем, что залезают в чужие сумки. На мужской зоне за сие деяния гораздо более жесткие наказания. В женской колонии все немного проще. Воровку сначала ловят, потом проводят разбор полетов и лишь затем наказывают. Естественно весомым доказательством является наличие украденной вещи либо в тумбочке, либо в кровати. Бывали случаи, когда заключенную ловили за воровством с поличным. За такое можно получить тумаков, а иногда провинившуюся стригут налысо и обливают зеленкой.
Зачем только они это делают? Ты у меня попроси и я сама тебе отдам. Чай, конфеты, от души дам.»
А вот что говорил Невзоров в 1996 году:
Все женские колонии лесбиизированны до полного одурения. Все заточенки от убийц и до воровок давно поделены на разные страстные пары. Здесь нет блатных, авторитетов., а все решает женская истерическая и повальная любовь. Среди затхлого запаха одуревшая зона ждет — ждет ночи!
На каком жаргоне общаются женщины-заключенные в российской тюрьме 🕔 1 мин.
Быт российских женщин в неволе во все времена значительно отличался от особенностей существования в мужских тюрьмах и лагерях. Во всяком случае, в плане межличностного общения: к примеру, если на мужской зоне пассивные содомиты были по определению париями, то «ковырялок» в женских лагерях никто и не думает унижать.
В лексиконе обитательниц женских лагерей сравнительно немного слов, которые не употребляются в других местах лишения свободы (МЛС).
Старушка «параша»
Название отхожего места в МЛС, пожалуй, наиболее популярное жаргонное слово из лексикона дореволюционных арестанток, дошедшее до современников. Описывая быт женских тюрем (чаще это воспоминания хорошо образованных революционерок), бывшие осужденные упоминают об этой бадье, используя именно общеупотребительный жаргонизм. Впрочем, емкость для нечистот так всегда именовалась и в мужских тюрьмах.
Подразделение на «рублевых»
В сталинском ГУЛАГе женщины-заключенные зачастую становились сексуальными рабынями для сотрудников администрации лагеря. В зависимости от степени внешней привлекательности они делились на «рублевых», «полурублевых» и «пятиалтынных» («пятнадцатикопеечных»). В частности, подобная «градация» имела широкое распространение на Соловках. Эти «статусы» были в ходу в жаргоне узниц советских лагерей времен 1920—1950-х годов. «Рублевые» пользовались особыми привилегиями на зоне — их не отправляли на общие работы, такие зэчки получали дополнительное питание.
Отказ от сожительства с «кумовьями» был чреват большими проблемами — такую заключенную начальство начинало целенаправленно гнобить и третировать. Вариантов отмщения в условиях заключения было множество. Как правило, в подобной ситуации женщины ставились перед выбором: либо спать с представителем лагерной администрации, либо сгинуть на изнурительных общих работах.
От «мамок» до «коблов»
Термин «мамки» применительно к женщинам-заключенным в лагерной женской «фене» один из «старожилов» — в неволе рожали во все времена. «Мамки» подразделяются на тех, кто зачал в зоне и на осужденных, «заехавших» в МЛС «с животом» с воли. Беременели в местах лишения свободы чаще всего для облегчения условий содержания.
В современной женской зоне самый первый термин, с которым сталкивается каждая вновь прибывшая — это «старшая». «Старшая» — главная в отряде (или камере). От нее зависит многое в лагерной жизни осужденных, соответственно, и спрос со «старшей» большой. Такие начальницы по определению в хороших отношениях с администрацией, поэтому нередко «стучат» на неблагонадежных сиделиц. В женской зоне свои порядки, и подобное поведение «старшим» сходит с рук.
«Семья», «семейницы» — обозначения групп женщин-заключенных, организующих совместный быт. «Семейниц» может быть двое и больше. Интуитивно стремящиеся к созданию подобия семьи, женщины в заключении понимают, что вместе переживать неволю легче, чем поодиночке.
Извращенное подобие семьи в женской зоне — это «коблы» (активные) и «курочки», «ковырялки» (пассивные). Вопреки распространенному мнению, однополые отношения в женских МЛС не так уж и распространены. В основном, однополую любовь практикуют женщины с большими сроками и имевшие подобный опыт на воле.
Забитых, туповатых осужденных в женских зонах именуют «колхозницами», а опустившихся, слабовольных — «бычкососки» (то есть, подбирающими окурки).
В целом же в женском коллективе осужденных гораздо меньше агрессии, чем в мужском и поэтому «свой» тюремный сленг там не так широко распространен — чаще всего в отрядах и камерах просто вводится запрет на употребление «фени», и «старшая» строго следит за выполнением данного требования.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
В женских колониях не «опускают» и не насилуют
От тюрьмы и сумы – не зарекайся. Это народная мудрость, с которой не поспоришь. О том, как зоны ломают судьбы людей, давно известно. Только в большинстве случаев разговор идет о мужчинах. А каково там женщинам? Именно этот вопрос интересовал нас, когда мы попытались найти бывших зэчек.
Разговаривать с нами согласилась только Ольга Серебрякова: «А давайте! Мне скрывать нечего». 36-летняя женщина отсидела три года за убийство мужа (приговорили ее к четырем годам, но за примерное поведение выпустили досрочно). О том, как это произошло, Ольга говорит неохотно, стараясь не вдаваться в подробности.
В 1997 году Ольге был 31 год. Муж, двое детей. Нельзя сказать, что семья была счастливая – супруг пил. Да не просто, а не выходил из запоя.
– Одиннадцать лет я терпела выходки мужа, – говорит Ольга. – Сначала он приходил и сразу ложился спать, а в последние годы начал показывать, кто в доме хозяин. Придирался к детям, избивал их, а я заступалась. Естественно, что всю злобу он вымещал на мне. Бил жестоко, до полусмерти. В 30 лет у меня уже не было зубов, до сих пор болят суставы. Естественно, я писала заявления в милицию. Ему даже год условно дали. В конце концов мы развелись, но продолжали жить вместе – пресловутый квартирный вопрос. В тот день он пришел домой как всегда пьяный. Снова придирки, драка. До сих пор понять не могу, откуда у меня взялись силы: я его повалила на кровать и привязала веревкой за шею к спинке. Не сильно, а чтобы он просто встать не мог, думаю, проспится – успокоится. Сама детей в охапку и прочь из квартиры. Когда мы вернулись через несколько часов, он был уже мертв. Он практически сидел на полу, веревка врезалась в шею – пытался встать. Меня обвинили в предумышленном убийстве и прямо из зала суда отправили в СИЗО.
Там Ольгу продержали около месяца. Она говорит, что это было самое страшное и тяжелое. В камере, рассчитанной на 14 человек, находилось 25. Первое время приходилось спать на полу, на стареньком матрасе – не хватало мест.
– Такого, как показывают в кино: «Твое место около параши» или какой-нибудь проверки на вшивость, не было. А вот отношение надзирателей действительно ужасное. Мы, осужденные, для них не люди. Как только попадаешь в СИЗО, становишься просто безликой массой.
Спустя месяц Ольга пошла по этапу. Сидеть ей предстояло в самарской колонии. До места добирались неделю, ехали в «столыпинском» вагоне, который прицепляли к пассажирскому поезду. Сам вагон поделен на несколько камер-купе, между которыми металлические перегородки. Вместо дверей – решетка. Окна только по одной стороне.
– Как же вас в туалет водили?
– Один, максимум два раза в сутки. Причем не тогда, когда попросишься, а когда уже кричать начинаешь. Приходилось терпеть до боли, до слез. Тогда могли сжалиться и вывести. Некоторые женщины, у которых это не первая ходка, с собой брали полиэтиленовые пакеты, в которые и «ходили», а потом выбрасывали.
После распределения Ольга попала на так называемую промзону, где шили камуфляжные костюмы для военных, милиции. Проработав там несколько месяцев, она оказалась в столовой. Это считалось очень хорошим местом. Сначала Ольга мыла посуду, а потом резала хлеб.
– На этой должности был оклад, – говорит собеседница, – так что я надеялась, что к концу срока получится приличная сумма. Вообще заработок заключенного делится на четыре. И четвертая часть – это доход, если можно так сказать, осужденного, остальное идет колонии. Так, в последнее время я зарабатывала 64 рубля в месяц.
Забегая вперед скажем, что за 3 года Ольга получила чуть больше пятисот рублей – не хватило даже на дорогу домой.
В Ольгином отряде насчитывалось 80 человек. Всего же в колонии было порядка полутора тысяч заключенных. С «малолетки» переводили 18-летних, была и 70-летняя бабушка, которая сидела за убийство. В последнее время стали привозить женщин, больных СПИДом. Их селили в специальном бараке, отдельно кормили. Вообще еда – особая тема на зоне. Вроде, и кормят, но заключенные постоянно испытывали чувство голода. Естественно, что в столовой процветало воровство. Заключенные тянули буквально все: мясо, сахар, крупу. Естественно, что рано или поздно воришек ловили и наказывали. По словам Ольги, в первое время кормили их отвратительно. Основное блюдо – перловка с мясом. Но это невозможно было есть. «Вы только представьте, – сокрушается женщина. – Размешаешь это месево, а там черви. Или перловка пропала, или мясо давали протухшее, не знаю » А в последнее два года стали более-менее сносно кормить. На обед – первое, второе, компот. Больным (туберкулезники, диабетчики) раз в неделю давали по стакану молока, вареному яйцу.
– У нас в отряде была своя кухня, – говорит Ольга. – Там можно было приготовить себе какое-нибудь лакомство. Так, очень часто жарили хлеб. Но не просто так, а по специальному рецепту. В воде разводится немного сахара, добавляется сода. В этот сироп окунали хлеб и жарили на подсолнечном масле. Гренки получались пышные, мягкие. А на праздники, Новый год, например, делали тортики. Черный хлеб резали вдоль – получались коржи, которые промазывали или сгущенкой, или разведенным сухим напитком («Юпи», например). Это очень вкусно.
Большинство женщин из нашего отряда отбывали сроки за распространение, перевозку, употребление наркотиков, – говорит Ольга. – Самара, Тольятти – в этих городах наркомания очень распространена. А вот позорных статей, как в мужских колониях (за изнасилование, например) не было. Не уважали только воровок, потому что они могли украсть и у своих. И воровали, кстати. Естественно, тут же начиналась драка, выяснение отношений: вцепятся друг другу в волосы, лица расцарапают. Часто устраивали ссоры лесбиянки. Таких у нас в отряде хватало. Но на зоне они совсем другие, нежели в обычной жизни. Женщина, которая взяла на себя роль мужчины, на зоне называется кобла или кобёл. Его (ее?) подружка – ковырялка. Но для них это было оскорбительно. Так вот коблы брали себе мужские имена, коротко стриглись, старались говорить басом. Вообще, они превращались в мужчин: менялась походка, даже черты лица становились грубее. Естественно, что и роли у таких парочек были строго распределены. Проблема коблы – достать или купить чай, какие-то продукты. А вот его (ее?) подружка должна все это приготовить, на стол накрыть. Никаких ухаживаний, как это происходит между мужчиной и женщиной не было. Все сдержанно и сухо. Кстати, никого там не насиловали, не заставляли заниматься сексом. Все происходило по обоюдному согласию.
В колонии была еще одна проблема – одежда. Если мужчинам выдают робы, то женщины ходят в том, в чем их забрали. Только зимой выдавали телогрейки и кирзовые сапоги. Выдавали и нижнее белье: одни трусы на год.
– Очень тяжело приходилось тем, кто не получал передачки, – вспоминает Ольга. – Такие, как правило, становились «шестерками». Сами подходили к тем, кто побогаче и предлагали постирать, что-нибудь приготовить. Расплачивались с ними сигаретами (кстати, на одного человека в месяц полагалось всего 8 пачек), чаем, поношенным бельем. Естественно, что никаких гигиенических принадлежностей нам не выдавали. Приходилось самим решать эти проблемы: в ход шли старые юбки, платья.